Высоко на дюне мужчина в красном плаще вскинул ружьё, выстрелил в воздух и пустился на лошади вниз по склону в сопровождении остальных, паливших в воздух с криками «илла-илла».
— Это арабские «пляски», — сказал Джек, а потом громко добавил: — Не стрелять.
Отряд устремился к ним и, разделившись на две части, обогнул каре впечатляющими вихрями из развевающихся одеяний, сверкающих в лучах закатного солнца сабель, с выстрелами в воздух, непрекращающимися «илла-илла-илла» и поднятым огромным облаком пыли.
Зашедшее солнце окрасило плотные клубы пыли красным золотом. Перекрикивая грохот копыт, кольцо скачущих всадников все сжималось. Пистолет выпал из рук Кэлэми и выпалил, Киллик, как будто раненый, подскочил и закричал:
— Нет, ты не посмеешь, черный ублюдок!
— Они уходят! – крикнул кто-то.
Действительно. Последний безумный круг распался и поскакал в западном направлении, стало понятно, что верблюды убегают в том же направлении, со всей силой подстегиваемые погонщиками. Еще несколько минут их можно было видеть в скоротечных сумерках, потом они скрылись в дюнах. Все верблюды кроме двух: у одного оторвался чомбур, и животное безмятежно перетаптывалось, а второй лежал на земле, поскольку Киллик схватил его за передние ноги. Сам же Киллик был наполовину погребен в песок и оглушен градом ударов (его топтали, били и пинали), но на нем это не особо сказалось.
— Я ему врезал, — проговорил Киллик, глядя на свой окровавленный кулак.
Стояла тишина, темнота быстро наступала. Все окончилось, и никто не был убит и даже серьезно не ранен. Но с другой стороны, они утратили все, кроме мундира капитана Обри и его наград, некоторых бумаг, инструментов и двух больших палаток, которые нес второй верблюд.
— Самое лучшее, что мы можем предпринять, — сказал Джек, — это дать каждому вдоволь напиться воды, а потом выдвинуться к Тине, снова по ночам. Никому не нужна пища в такую жару, а если приспичит, можем съесть верблюдов. Соберем ветки и разведем костер у колодца.
Сухой тамариск воспламенился, и в его свете они увидели не то, чего Джек опасался — сухое дно с дохлым верблюдом, — а приличный уровень воды. У них не было ведер, но Андерсон, парусный мастер, вскоре сшил одно, использовав парусину, которой был обмотан рундук Джека, и набор для шитья, оказавшийся внутри, и они начали опускать и наполнять ведро, опускать и наполнять до тех пор, пока уже никто не мог пить, даже верблюды отворачивались.
— Вперед, мы справимся, — сказал Джек, — разве нет, доктор?
— Я верю, что сможем, — ответил Стивен, — особенно те, кто будет дышать носом, чтобы предотвратить потерю влаги, положит в рот небольшой камешек и воздержится от мочеиспускания и пустой болтовни; другие могут и отстать.
Глубокий, мощный крик донесся из дюн почти сразу же после этих слов: «Уху, уху». Он, безусловно, остановил всю пустую болтовню, но после паузы тихие и серьезные разговоры возобновились, затем боцман подошел к Моуэту, а Моуэт — к Джеку и спросил:
— Сэр, команда задает вопрос, может ли капеллан благословить наш поход?
— Естественно, — ответил Джек. — Общая молитва в таком случае, как эта чертова ситуация, гораздо лучше подходит, точнее будет более благочинной, как я считаю, чем большая часть благодарственных молитв. Мистер Мартин, сэр, вы сможете провести короткую службу?
— Да, хорошо, — согласился Мартин. Он замолчал на несколько секунд, вспоминая, а затем в простой, искренней манере прочел часть литании и попросил всех вместе пропеть шестнадцатый псалом. Пение замерло в звездном небе пустыни: ужасы ночи отступали.
— Теперь я полностью уверен, — заговорил Джек, — что мы сможем, сможем благополучно добраться до Тины и турок.
Они достигли Тины — холм и его форт находились в поле зрения половину жаркого дня, пока они с трудом делали последний рывок в сопровождении стервятников — но достигли его далеко не благополучно. Верблюдов не съели лишь потому, что они несли тех, кого силы уже покинули либо от жажды и голода, либо от чрезмерной жары и дизентерии, подхваченной в Суэце. Несчастные животные были так нагружены, что едва передвигались даже с учетом черепашьего темпа колонны, если молчаливую, опаленную, растянувшуюся вереницу можно было назвать колонной, а не умирающей толпой.
Турок они не застали. Еще заранее Джек глянул в подзорную трубу и не заметил над фортом флагов. Когда же они подобрались достаточно близко, все увидели, что главные ворота заперты, внутри никакого движения, а лагерь бедуинов исчез, оставив впечатление полной пустоты. Или турки отошли к границе Сирии из-за ссоры между Египтом и Турцией, или отправились на военную операцию, о которой ничего не упомянули, но Джека это особо не заботило. Все его беспокойство касалось «Дромадера». На месте ли транспорт или уплыл после столь долгого ожидания? Может, шторм или разногласия между турками и египтянами заставили его уйти? Или его потопили?
Ближнюю часть залива скрывали расположившиеся вдоль побережья невысокие глинистые холмы и песчаные дюны, а дальняя часть, где они оставили корабль, оказалась ровной, как пустыня. Предположение, что корабля там не будет и им придется остаться на этом безлюдном берегу под палящим солнцем, не выглядело радужным. Начиная последнее восхождение, Джек старался держать себя в руках. Тем не менее, вершины он достиг бегом. На мгновение капитан остановился, вздохнув с невероятным облегчением. Корабль все еще здесь, стоит на носовом и кормовом якоре совсем близко к берегу, а вся команда рыбачит в шлюпках, рассыпавшись по бухте.
Капитан повернулся, его счастливое лицо заставило всех рвануть бегом, хотя до этого большинство моряков лишь еле волочили ноги, однако никто не кричал от радости. Путники могли издать лишь хриплое кваканье, не способное преодолеть и сотню ярдов, а когда они замахали руками, шлюпки долгое время не обращали никакого внимания на подаваемые с берега знаки, а заметив их, лишь ответили жестами в спокойной, издевательской манере.
— Дайте залп,— сказал Джек — хотя некоторые бросили мушкеты на последних изнуряющих милях, другие их сохранили.
На звук выстрелов ближайшая шлюпка подошла к кораблю, и на мгновение показалось, что «дромадеровцы» встревожились, возможно, предположили, что турки и египтяне атакуют их или друг друга, и лучше бы выйти в море. Но в действительности мистер Аллен лишь спустился за подзорной трубой.
Ничто не могло более расположить «сюрпризовцев» к «дромадеровцам», как многочисленные чашки чая, огромное количество вина, воды с лимонным соком и пища, которой они щедро делились. Ничто не могло так расположить «дромадеровцев» к «сюрпризовцам», как ужасающее испытание, выпавшее на их долю, их благодарность и провал миссии. Они отплыли в западном направлении, как приятели, как очень старые друзья, все различия между военными моряками и торговыми стерлись. Их сопровождали удивительно благоприятные ветра, почти такие же, что сопутствовали по пути в Египет, и к счастью, по большей части прохладные. Ежедневно расстояние до Мальты сокращалось на сто или сто пятьдесят миль, и каждый день после первых двух или трех капитан Обри делал попытку написать официальный рапорт.
— Послушай, Стивен, хорошо? — попросил он, когда они находились на 19°55' восточной долготы: «Сэр, имею честь сообщить, что в соответствии с Вашими приказами от прошлого месяца, я с отрядом под моим командованием добрался до Тины, а оттуда с турецким эскортом к Суэцу, где взошел на борт шлюпа Ост-Индской компании «Ниоба», погрузил отряд турок и при встречном ветре отправился к Мубаре... где с треском провалил задание...». Вся суть в том, как бы мне все это изложить, чтобы не выглядеть совсем уж дураком?
Глава восьмая
Джек Обри ступил на борт флагмана с официальным рапортом в руках через десять минут после того, как «Дромадер» бросил якорь. Адмирал сразу принял его и выжидающе смотрел из-за стола. Выражение лица, которое увидел сэр Фрэнсис, не принадлежало человеку, только что захватившему пять тысяч кошельков пиастров, и без особой надежды на удовлетворительный ответ адмирал произнес: