Обычно они играли в офицерском клубе или в зеленой беседке, именно в этой беседке они собрались ради того, что определили как последнюю партию. Рэй уже некоторое время ожидал денежного перевода и, испытывая недостаток наличности — Стивен всю ее забрал — покрывал свои проигрыши долговыми расписками. Сейчас они играли на всю сумму долга, причем Стивена это мало волновало до тех пор, пока у него оставалось достаточно времени, дабы посетить полную летучих мышей пещеру вместе с Мартином и Пуллингсом.

Рэй опять проигрался, и еще сильнее, чем прежде. Ему пришлось некоторое время провести над счетом, вычислениями и обдумыванием того, что предстоит сказать. С крайне неестественной улыбкой он сообщил, как сильно беспокоится по поводу того, что вынужден сказать доктору Мэтьюрину: в связи с последними потерями в Сити денежный перевод ему не пришел, и поэтому расплатиться не получится. Он крайне сожалеет об этом, но на крайний случай может предложить определенное решение — Рэй выдаст сейчас долговое обязательство на всю сумму, а в ближайшие дни подготовит документ о праве собственности на ренту с поместья жены; платежи будут посылаться банкиру Мэтьюрина ежеквартально до тех пор, пока мистер Рэй не получит наследство, после чего долг чести будет выплачен без малейшего труда: все знают, что адмирал обладает значительным состоянием, девять десятых которого отписано миссис Рэй.

— Понимаю, — ответил Стивен.

Он был недоволен. Играли они на наличные деньги, и со стороны Рэя было совершенно аморально вступать в последнюю игру, если он не мог выложить наличность при поражении. Стивен особо и не стремился получить эту сумму, поскольку его игорная лихорадка прошла, но совершенно честно рискуя собственными деньгами, он ее определенно заслужил. Рэй знал о его чувствах.

— Я могу что-либо сделать, дабы подсластить пилюлю? У меня есть определенное влияние, как вы знаете.

— Думаю, вы признаете, что пилюля, которую вы предлагаете, требует целой горы сахара, — ответил Стивен.

Рэй это признал, и Стивен продолжил:

— Я слышал крайне мерзкую сплетню в клубе сегодня утром: говорили, что давно обещанный капитану Обри «Блэкуотер» отдали капитану Ирби. Это правда?

— Да, — подтвердил Рэй после секундной паузы. — Этого требовали его влиятельные друзья в Парламенте.

— В таком случае, — продолжил Стивен, — я обращаюсь к вам с просьбой, чтобы Обри получил подобный корабль. Вы знаете его боевые заслуги, его справедливые требования и желание получить тяжелый фрегат на североамериканской станции.

— Разумеется, — ответил Рэй.

— Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы капитан Пуллингс получил под командование приличный корабль, и в-третьих, я рассчитываю на вашу благосклонность по отношению к преподобному мистеру Мартину и помощь, если он вдруг попросит о переводе с одного корабля на другой.

— Ну что ж, — произнес Рэй, записывая имена. — Сделаю все, что в моих силах. Как вы знаете, шлюпов очень мало — коммандеров вдвое больше, чем кораблей, которыми они могут командовать, но я сделаю все, что смогу. Что же до капеллана, с этим трудностей не возникнет — пусть переводится, куда захочет.

Он убрал блокнот в карман и снова послал за кофе. Когда напитки принесли, он продолжил:

— Я в самом деле обязан вам за вашу снисходительность. И все же не думаю, что заставлю вас ждать слишком долго. Моему тестю шестьдесят семь, и он далеко не в лучшей форме.

Выяснилось, что адмирал Харт страдает от водянки, и хотя таблицы ожидаемой продолжительности жизни давали ему еще лет восемь, он вряд ли протянул бы и половину этого срока. В возбуждении Рэй говорил с таким налетом обыденного лицемерия, что Стивен не понимал, как отвечать. Он знал, что некоторые врачи лечат водянку новыми препаратами дигиталиса, но что касается его самого, он бы предпочел проявить максимальную осторожность, давая пациенту такое потенциально опасное лекарство. Беседа еще некоторое время продолжалась в этом ключе, и у Стивена сложилось впечатление, что любая доза лекарства, которая может еще чуть-чуть сократить ожидаемую продолжительность жизни адмирала, будет искренне приветствоваться. Но до того как Рэй успел скомпрометировать себя в этом отношении, за Стивеном пришли Пуллингс и Мартин, чтобы забрать его в пещеру.

— Пещера, дорогая, — рассказывал он Лауре, когда они приступили к полночному пиру в его комнате, — пещера — это одно из чудес света. Я наблюдал все виды средиземноморских летучих мышей и два вида, которые считал чисто африканскими, но они были какими-то робкими и ретировались в расщелину, где их не достала веревка Пуллингса. И впрямь изумительно прекрасная пещера! В тех местах, которые они облюбовали, на полу было два фута их помета, множество костей и мумифицированных особей. Я отведу вас туда в пятницу.

— Не в пятницу, о нет, — ответила Лаура, намазывая ему на хлеб икру барабульки.

— Не хотите же вы сказать, что вы к собственному стыду суеверны!

— Да, я суеверна. Ничто не заставит меня идти вперед, если черная кошка перебежала дорогу. Но дело не в этом. В пятницу вы будете далеко. Как же я буду по вам скучать!

— А вы готовы раскрыть свой источник информации?

— Жена полковника Родеса сказала мне, что отряд морской пехоты погрузится на борт «Сюрприза» в четверг, дабы отплыть на следующий день, а ее брат, который ими командует, просто вышел из себя, потому что в субботу у него помолвка. А дочь начальника порта сказала, что «Сюрпризу» поручат сопровождать адриатический конвой.

— Благодарю, дорогая, — ответил Стивен, — рад все это узнать. И после некоторых раздумий добавил: — Будет выглядеть естественным, если наши прощальные объятия принесут нечто крайне ценное вашему иностранному джентльмену.

Он ушел в свою спальню. Внимательно перебирая отравленные дары, которые он готовил с такой сладкой болью, Стивен остановился на маленьком грязно-белом блокноте с обложкой из овечьей кожи и застежкой. «Вот, мой друг, — подумал он, — то, что на время помешает твоим гнусным проделкам».

Глава девятая

Каюта корабельного хирурга на ЕВК «Сюрприз» напоминала бы темный и узкий треугольный кусок торта, если бы не срезанный острый угол, превративший ее в темный и тесный четырехугольник. Здесь даже человек среднего роста, полностью выпрямившись, бился бы головой о переборку, не говоря уже о том, что во всей каюте не найти было ни одного прямого угла: но доктор Мэтьюрин был невысок, и хотя он любил прямые углы, все-таки предпочитал место, которое не исчезает каждый раз, когда корабль готовится к сражению или стрельбам, что на «Сюрпризе» происходило каждый вечер, место, где его книги и образцы оставались бы нетронутыми.

Что касается тесноты, то продолжительное проживание и дружеская изобретательность плотника в плане убирающегося гамака, стола и шкафчиков, встроенных в самых неожиданных местах, в какой-то мере с этим справились. Что же до темноты, Стивен выделил весьма небольшую долю из своих невероятных выигрышей, уже полученных в новеньких купюрах банка Англии, и покрыл все доступные поверхности листами лучшего венецианского зеркала, которые усиливали просачивающийся вниз свет до такой степени, что позволяли читать без свечи.

Сейчас он писал жене, упершись ногами в одну стойку, а спинкой стула в другую — фрегат вел себя весьма непредсказуемо, его сильно качало на встречном волнении. Письмо он начал еще вчера, когда «Сюрприз» направлялся к Санта-Мауре, куда нужно было сопроводить два судна из состава конвоя, и испортившаяся погода отбросила его почти к Итаке.

«К самой Итаке, честное слово. Могла ли моя просьба или просьбы всех образованных членов экипажа убедить это животное повернуть к священному месту? Нет.

Безусловно, он слышал о Гомере, и в самом деле прочитал версию мистера Поупа, но понял лишь, что парень совсем не моряк. Да, у Улисса не было хронометра и наверняка секстанта, но имея под рукой лаг, свинцовое грузило и впередсмотрящего, нормальный капитан нашел бы путь домой из Трои куда быстрее. Вот к чему приводит распутство и безделье в порту — порок всех кораблей от Ноя до Нельсона.